Симурзин Станислав. К освобождению города // Красный бумер, 09.02.2011, № 5 (296), с. 7
четверг, 19 сентября 2024 года, 2:29
Война затронула каждую семью. О том, как она отозвалась на судьбах его родных, в воспоминании Станислава Симурзина.
"Лейтенант Михаил Абрамов вел свой истребитель в лоб фашисту. Немцы обычно не выдерживали таких атак. Немецкий ас резко бросил свой самолет на крыло, сделал крутой вираж и ушел в глубокое пике. Фашист, прижатый к земле, был расстрелян в упор. "Это за мой город! За Веру!".
Вера Гнидаш, известная в Сулине комсомолка, активистка, работала на металлургическом заводе. Поженились они перед самой войной. Михаил был мобилизован сразу, прошел ускоренные летные курсы и отправлен на фронт. А в тылу женщины и подростки заняли место мужчин. Веру назначили ответственным дежурным центральной электроподстанции. А когда пришлось эвакуировать завод, день и ночь стали не различимы – люди валились с ног.
Вечером 18 июня 1942 г. в городе началась первая и самая страшная бомбежка. За одни только сутки на Сулин было сброшено около 700 бомб. Одна из 500-килограммовых бомб не взорвалась, но войдя в землю, 16 лет пролежала на перекрестке нынешних улиц Победы и Металлургов и только потом была обезврежена. Ровно через месяц после первой бомбежки фашисты вошли в Сулин. Начались расстрелы, угон молодежи в Германию. 1 сентября всем нам памятен как расстрел 17 подпольщиков в яру у шахты № 56. Вера Гнидаш была моей крестной.
Она жила в нашей большой семье по ул. Почтовой, 1. Здесь же жили мы с братом, мама, сестра мамы Анна Егорышева и дедушка с бабушкой. Отец как коммунист сразу ушел на фронт. В доме во время оккупации постоянно жили фашисты, а мы все ютились в кухне, сарае. Мама с Аней часто ходили в поле за колосками. Уходили далеко, возвращались почти ночью, еле держась от усталости на ногах, израненных стерней. Бывало, что все собранное забирали нагрянувшие невесть откуда конные полицаи, и тогда дома приходилось варить похлебку из коры или травы. Анна Максимовна Егорышева, моя тетя, живет сейчас в Кисловодске. На день освобождения нашего города ей исполняется 82 года. К этой знаменательной годовщине, 68-летию, она, не поленившись, написала свои воспоминания (публикуем в сокращении).
"Однажды меня (тогда мне не было и 14 лет) позвала с собой Вера Гнидаш. Мы добрались до здания бывшей редакции и со двора спустились в какой-то подвал. Там теперь была подпольная редакция и типография. Вера попросила меня помочь ей в работе, поскольку она доверяла мне; как соседка она хорошо знала нашу семью. Вера рассказала что и как надо делать. Работали мы ночами радиограммистками, т. е. по приемнику слушали и записывали важные сообщения Совинформбюро. Мне было очень трудно успевать записывать сообщения. Вера сказала, чтобы я оставляла свободные места, где не успевала и записывала дальше. А после окончания сообщений по приемнику давали проверку, диктовали медленнее, и мы заполняли пропуски в сообщениях. Во время перерыва между приемами радиограмм Вера заставляла меня вздремнуть. Когда же поступал сигнал к работе, она меня будила. Вера была мне как мать. Потом меня перевели в типографию наборщицей. Я быстро освоила кассу типографского шрифта и могла не глядя назвать, в какой ячейке лежит нужная буква. Потом другой человек делал оттиск сообщения и, если были ошибки, исправлял их. Кто дальше занимался полученной информацией, которую распространяли среди жителей города, мы не знали – все было законспирировано. Однажды к Вере подошел человек в немецкой форме и предупредил, чтобы она немедленно уходила. Так Вера избежала ареста. Наша бабуся Евдокия Никитична Кузнецова сидела и ругала немцев на чем свет стоит, и вдруг из комнаты выходит немец-ремонтник (его звали Пауль) и говорит:
– Матка, так говорить нельзя. Я тоже не хочу войны. Я инженер. У меня в Берлине родители, а я занимался разведением цветов. Лучше бы Сталин и Гитлер поборолись сами, кто кого победит.
По-русски он говорил не очень хорошо, но разобрать можно было. Мы опешили и долго не могли выговорить ни слова, думали, что он не понимает по-русски. Это был нам хороший урок.
Когда немцев разбили под Сталинградом, в городе на три дня развесили траурные флаги, но от населения все скрывали. Пауль позвал мою сестру Феню и сказал ей, почему объявлен траур, но попросил никому об этом не говорить.
Как-то мы вышли на улицу. Мимо нас проехала тачанка, запряженная двумя белыми лошадьми. Рядом с кучером сидел начальник полиции Конорев. Он был в белом полушубке и белой папахе. Сзади сидел пулеметчик. На днях Конорев сыграл свадьбу, на которой присутствовали почти все немецкие офицеры. Теперь он чувствовал себя полновластным хозяином города, способным вершить судьбы его жителей. Впоследствии бежал из Сулина вместе с немцами, а после войны работал поваром в одном из сочинских санаториев. Опознал его приехавший отдыхать сулинский металлург.
Тогда, зимой 43-го, один из немцев при Конореве схватил меня за голову и, громко смеясь, натер лицо снежной крупой. Кожа на лице была исцарапана до крови. Я вырвалась из его рук, и мы с Феней скорей убежали домой. Лицо у меня воспалилось, покрылось струпьями. Знакомые подсказали моей сестре, где живет врач-дерматолог. Он принимал людей нелегально. Врач осмотрел мое лицо и дал мазь на десять дней. После того, как я помыла лицо, с него отвалились струпья, а кожа стала красная, как обваренная. Я вновь пошла к врачу. Он дал мне другую мазь. Так я вылечилась. Денег за лечение он с нас не взял. Я всю жизнь его не забываю и в душе очень ему благодарна. Вот такие были добрые люди и среди немцев. Никакая война не убила в них человеческие чувства.
Феня ежедневно ходила со Славиком в жандармерию отмечаться о невыезде. Приходила домой сама не своя, долго не могла слова вымолвить. В жандармерии немецкая прислужница из русских измывалась над моей сестрой, угрожала, приставляя пистолет к виску, все допытывалась, где ее муж.
Вскоре семья Симурзиных, Феня и дети, оказались в списке приговоренных к расстрелу, и только освобождение Красного Сулина спасло их от смерти.
В нашем доме на втором этаже жила Валентина Ковалева. Ее муж был на фронте. Она пустила на квартиру женщину, работавшую в "Заготзерно". Вынести оттуда что-либо было невозможно, но она обувала большие кирзовые ботинки и, рискуя жизнью, насыпала в них пшеницу и отдавала старикам и больным детям. Вот такие героические люди жили в то время среди нас.
Недалеко от Сулина был лагерь советских военнопленных, и немцы разрешили брать оттуда близких родственников. Ковалева из нашего дома и многие другие женщины ходили в лагерь и приводили домой пленных под видом мужей и братьев. Ежедневно пленные в шинелях и пилотках возили цистерну воды. Зима была очень холодная. Люди выносили им, кто что мог, из одежды и еды. Под окнами нашего двухэтажного дома по ул. Почтовой стояла немецкая кухня. Поваром был совсем молодой немец, а помощником у него оказался русский пленный солдат Иван. Он работал еще и водителем этой кухни. Иван помогал жителям нашего дома, как только мог. Если что оставалось на кухне из еды, он стучал палочкой в окна. Когда заболел сын Фени Славик, Иван принес ему масло, сахар, а с отступлением немцев он исчез. Валентина Ковалева спрятала его у родителей в районе железнодорожного вокзала. Удалось сбежать и некоторым пленным, которых жители прятали по подвалам и сараям. Когда я вспоминаю то время, когда много было ужасного, я вспоминаю и много хорошего. Люди выжили, потому что помогали друг другу".
Нам интересно ваше мнение, замечания и дополнения.
Читатели ждут ваши материалы, относящиеся к тематике сайта.
Администратор сайта
admin@krsulin.ru
